Как мы стоим

Храм и дети

Да по-всякому стоим. И выгоняли нас со службы по началу, и шикали, и выговаривали сколько раз…

— Чего он у вас неправильно крестится? Показывать надо!

Да показываем, показываем. Малыш еще, один раз правильно перекрестится – справа налево, а три раза – слева направо.

Стоим мы обычно слева возле алтаря. Рядом на аналоях лежат иконы святых Игнатия Брянчанинова и Варнавы Гефсиманского. Простите нас, святые отцы! То облокачиваемся на аналои, то свечки сверху положим, то листочки с молитвами…

Иной раз на себя «удар принимает» баба Зина, стоящая у подсвечника Пресвятой Богородицы: показывает ребенку, какую свечу убрать, куда новую поставить, дает малышам задуть огарки. Зачастую такая наша помощь оканчивается возмущенным:

— Да скажи ты им, чтобы ничего не трогали!

Юным молитвенникам приятно во время общего поклона наклонить соседу голову, шикнуть на него, а потом тихонько пожаловаться:

— А скажите Коле (Диме, Кристе, Шуре)…

Ноги не держат каждого второго: то на корточки присядут, то на коленки встанут, то к стеночке прислонятся – здесь вообще самое «клёвое» место, только больше двух малышей туда не вмещается. А то еще и крУгом сядут, текущие проблемы обсудить. Тут уж вмешиваемся:

— Вы с кем сюда пришли говорить: с другом или с Богом?
— С Богом!
— Вот с Богом и разговаривайте: молитесь!

У Димы – ДЦП, он плохо ходит, поэтому ставим для него небольшую табуретку. Порой за службу на табуретке посидят все детки кроме самого Димки: он-то всю службу мужественно стоит, опираясь на аналой с иконой Игнатия Брянчанинова. А после службы удовлетворенно говорит:

— Я сегодня ни разу не садился!

Начало Великого Поста. Неожиданно на службу крестные привели много детей и из приюта, и из обоих детдомов. Дети общаются – рады увидеться, унять не можем. Выходит самый строгий батюшка. Я вся съежилась, аж уши прижала: сейчас выгонит весь наш табор! Батюшка, подозвав меня, ласково улыбается и тихонько говорит:

— Скажи ребятам, чтобы потише себя вели.

А на Пасху после крестного хода потеряли Саньку с Димой, им лет по 8-9 было тогда. Видели, что в храм зашли. А где? Народищу – яблоку некуда упасть. Служба идет торжественная, праздничная, два хора поют: один, как обычно, – справа на клиросе, а другой – слева, где исповедь велась. Поют по очереди — будто солнышко от одной стены храма к другой перекатывается.

Со временем часть народа расходится – тяжело ночную службу стоять. Где-то справа возле клироса батюшка начинает принимать исповедь, народ устремляется туда – всем хочется причаститься в Великий Праздник. И мне хочется, но надо ребят искать – ночь все-таки.

Прохожу вперед и вижу наших пацанов, мирно спящих на куртках на нашем обычном месте – в углу рядом с исповедью. От сердца отлегло! Теперь и исповедаться спокойно можно, а как народу в очереди мало останется – и ребят разбудить, чтобы тоже исповедовались.

Будто в ответ на мои мысли, с Евангелием и крестом выходит о Виталий и встает слева на исповедь, рядом со спящими детьми. Придется поднимать отроков – нельзя слушать чужую исповедь.

— Димушка, Санечка, вставайте! – трясу за ноги, не помогает – спят сном праведным, богатырским.
— Пусть спят, не трогай, — говорит батюшка и начинает таинство.

Вагиз аккуратно сложил пальцы левой руки для крестного знамения и спрашивает меня:

— Правильно?
— Да, но только крестятся правой рукой.

Заносчиво:

— И что мне будет, если я левой перекрещусь?
— Откуда я знаю? Крестись правой, точно ничего не будет.

Вагиз старательно перекрестился обеими руками вместе.

А вот Женька, ему лет семь тогда было. Внешность – чисто мусульманская, а душа – христианка светлая. Идет литургия, открываются Царские Врата… Женька вдруг оборачивается и озабоченно спрашивает:

— А как фамилия у Бога?

Теряюсь.

— Ну… это же Бог! Фамилия – это семья… У Него же нет какой-то одной своей семьи, Он нам всем как Отец… Отец Небесный!
— Ааааа, — глубокомысленно тянет Женька и поворачивается лицом к Богу.

Перед причастием маленький Дениска просит пить. Тётя Ксения увещевает его:

— Ну потерпи немножко, сейчас причастимся и попьёшь.

Дениску так просто не возьмешь:

— Я писать хочу!

Тут уж некуда деваться, тетя Ксения берет чадо на руки и пробирается к выходу, попутно продолжая увещевать его на счет «попить»:

— Потерпи, будь мужчиной!

Дениска испуганно:

— А что, и писать нельзя?!

Миша часто ходил на вечерние службы, но в какой-то момент наотрез отказался подходить к батюшке на помазание. Вот мы стоим на очередной службе, выходит батюшка, за ним алтарник несет стаканчик и кисточку. Миша спрашивает:

— Чё, сейчас помазываться будем?

Пожимаю плечами:

— Ну, я-то буду, а ты – не знаааю.

Миша примирительно:

— Да я сёдня не сердитай!

Тимофея перевели из приюта с пос. Строителей, его крестная мама просит привезти его на службу: только что покрестили, надо причастить.

— Если поедет, привезу.

Тимофей соглашается, только говорит, что не помнит, как крестная выглядит. Вот незадача: и у меня память плохая на лица. Одна надежда, что она сама крестника своего найдет.

Утром в храме пока девочек наряжала в юбки, вижу, Тимофей уже со своей крестной стоят у подсвечника. Подхожу:

— Ну что, слава Богу, нашли друг друга?

Оба удивленно смотрят на меня, потом друг на друга. Неужто я перепутала? Вроде бы та же кофточка и та же юбочка, что вчера на крестной были надеты… Осторожно обращаюсь к женщине:

— Это же Вы вчера просили привезти Вашего крестника Тимофея?
— Так это ты Тимофей?! – женщина обнимает мальчишку, тот осторожно улыбается…

От каждого общения с малышами получаешь искорку радости. Иной раз и накормят, и напоят, только успеешь рот раскрыть. Перед Новым годом как-то забежала в приют, а мне в рот кусочек шоколадки запихнули. Понятно, что и негигиенично, и не очень-то хотелось, и вообще — пост… Но ведь от души :))))

Другой раз уже уходить собралась, сапожки надела и с воспитателем разговариваю. А внизу, под ногами пыхтит кто-то. Смотрю — малыш Артемка пытается мне замки на сапожках застегнуть, а не получается. Цокнул языком:

— Эх, — говорит, — не на ту ногу надела!

Господи, сохрани нас от уныния детками нашими!